Книга о книге

 

Она не могла появиться на свет, не побывав до этого два раза в Египте, не поездив по Голландии, так как неравнодушна к Кекенкофу и Амстердаму, Питу Удольфу и Марселю Вандерсу, живописи Аверкампа и индонезийской кухне, успела прокатиться на поезде по Германии, осмотрела Прованс, где ровным счётом ничего не делала, побывала на выставке в Шомоне, и почерпнув кучу идей, чуть не улетела в Америку, но довольствовалась подмосковной жарой, от которой спасалась в огромном железном сейфе. Ей не терпелось поплавать на пароходе по Москва-реке, но голос разума остановил это желание. Не каждая рукопись может похвастаться таким опытом путешествий, наверно потому, что она долгое время жила своей жизнью, время от времени намекая мне, что пора уже от рукописи переходить в другое, более серьезное качество. Но всему своё время. «…Книга должна устать… – она отказывается продолжать работу, пока её силы и интерес к делу не оживут после отдыха» – эти слова принадлежат Марку Твену.

 

Конечно, она страдала, что я писала её не так быстро как хотелось, кусками, урывками, что ей не был отведён специальный блокнот и хотя бы один чёрный фломастер, которыми обычно пользуется Тарантино и для которого это священное действо. Когда он собирается писать сценарий, то идёт в магазин и покупает блокнот на восемьдесят-сто страниц, три красных и три чёрных фломастера, устраивая из этого большой ритуал. «Я всегда говорю, что стихи нельзя писать на компьютере, а свой блокнот я могу взять куда угодно – могу писать в ресторане, могу у друзей дома, могу писать стоя или валяясь в кровати» – говорит Тарантино.

 

Не знаю почему, но я сразу стала думать об обложке и терроризировать своих друзей. Мнения разнились. Одни говорили, что обложка должна быть яркой, и непременно красной, другие, что пастельной, третьи – что она должна максимально отражать содержание, четвёртые, напротив, утверждали, что обложка решает всё и её главная роль – привлечь внимание читателя. Не буду перечислять все советы, для меня было важно любое мнение. Я записывала, анализировала, мучилась, пока Таня Лебедева не прервала мои страдания, прислав на выбор несколько обложек, которые теперь красуются здесь. Это был супер подарок. Именно так шутят мои друзья и именно такие шутки в духе нашей компании. Я сразу успокоилась, оставила в покое обложку и стала работать дальше.

Лето прошло под сильным влиянием Вуди Аллена, его фильмов и сценариев. Больше всего поражает кроме таланта, конечно, его удивительная работоспособность. Каждую осень он выпускает новый фильм. О своей работе над текстами он пишет так:

 

«Я всегда встаю рано утром, завтракаю, потом работаю. Чаще всего я работаю один, но время от времени приглашаю кого-нибудь в соавторы. Я иду в заднюю комнату или сажусь прямо в гостиной и начинаю думать. Думая, я обычно хожу туда-сюда, поднимаюсь наверх, спускаюсь обратно, гуляю не террасе, иногда выхожу на улицу, чтобы пройтись по кварталу. Потом поднимаюсь, принимаю душ, затем спускаюсь сюда и снова думаю. Всё время думаю. И в какой-то момент после долгих мучений что-то приходит в голову. Люди, с которыми такого не происходит – то есть большинство людей, – не могут понять, как работает воображение.

 

Работаю я каждый день. И даже когда я сам не думаю о сценарии, подсознание продолжает над ним работать, потому что процесс уже запущен. Иногда я говорю себе: «Всё, я устал, нужно отложить это на время и отдохнуть». И я иду наверх, играю на кларнете, смотрю какое-нибудь кино и пытаюсь ещё чем-нибудь заняться, но даже когда я сознательно стараюсь не думать, подсознание продолжает фильтровать всё относящееся к сценарию.

 

Когда я сажусь писать, все сложности уже преодолены. Для меня это праздник – проснуться утром и вспомнить, что сегодня я должен начать писать. Потому что с этого дня можно считать, что работа закончена. Если перо уже потянулось к бумаге, значит, процесс завершён, потому что вся мучительная работа осталась позади. Записывать уже придуманное – чистое удовольствие.»

 

Конечно, досталось всем. И ботаническому редактору Марине Мерзликиной, которой (бывали такие дни) я звонила через каждые пять минут, задавала вопрос и получив ответ, снова спрашивала «Ты уверена?»; и Гале Дегтяренко – самому лучшему верстальщику из Эксмо, которая после длительной вёрстки книги, бесконечных переделок думает попробовать свои силы в ландшафтном дизайне; и Марине Лацис, которая устала меня подгонять и которой я робко посылала письма с вопросом «Почему я ещё жив?», вспоминая интересный эпизод, произошедший с Марком Твеном (когда Марк Твен редактировал газету, почта принесла ему однажды письмо от читателя, к письму было приложено ужасающее по безграмотности стихотворение, которое называлось «Почему я жив?», Марк Твен напечатал в газете следующий ответ автору: «Потому, что вы не принесли эти стихи в редакцию лично». В моём случае ошибок было меньше, чем просроченных дней); и Наташе Казимировой, которая преобразовала мои планы-почеркушки – разобраться в которых могла только я, иногда она, а теперь, благодаря ей, и все читатели – в прекрасные акварельные рисунки.

 

С Наташей мы встречались раз в неделю. Обсуждали планы, цвета, трёхмерную картинку, затем Наташа рисовала (обычно ночью или по субботам) сначала линии, затем наносила акварель. Затем шло ещё одно обсуждение. Если вы заметили, планы не дают представления о цветнике в какой-то определённый сезон, это не часть сезонной схемы, а образ цветника, поэтому некоторые цвета намеренно усилены, как, например, в «Потайной комнате», или выглядят более сдержанно, как в «Белой гвардии».

 

Когда книга была свёрстана, я с ужасом поняла, что фото – никакие. Решили поменять часть фото и, опять же по совету Марины Лацис, я обратилась к Сергею Карепанову, который не только переснял мои объекты, но и помог подобрать недостающие фото для книги. К хорошему быстро привыкают, так как каждый раз я говорила – это последняя, а на следующий день звонила и просила новые фото.

 

Ещё мне показалось интересным называть проекты разными именами, устанавливая, таким образом, ассоциативную связь с какими-то воспоминанием, происшествием, растением и пр. Допустим, проект «Жар-Птица» долгое время имел рабочее название «Бельгийская деревня. Красный цветник», но потом, прочитав Кандинского, я увидела слово жар, взглянула на план, который сильно напоминал крыло чудесной птицы, и цветник тут же был переименован.

 

Идея для «Кленового леса» была придумана, когда я сидела в очереди во французском посольстве...

 

«Цветные ракушки» – влияние «Лунного сада» Дена Пирсона на одной из выставок Челси. Название «Месть газону» доказывает мою нелюбовь к огромным зелёным пространствам, и я полностью солидарна с Питом Удольфом, который задаёт риторический вопрос «Кем вы хотите быть в собственном саду – газонокосильщиком или отдыхающим?»

 

«Русский сад» был спроектирован под впечатлениям парижского парка Берси, в котором я побывала первый раз в 2003 году и с тех пор он часть обязательной программы. Очень нравится этот городской парк. Там есть масса видов и уголочков, по которым я люблю водить наших туристов.

 

Проекты «Окна», «Утопленный сад» – признание моей любви к незабудкам. Название «Вечная весна» пришло от песни Валерия Ободзинского. «Свежая осень» – посыл к Брессингхаму. «Розовый ветер» – просто супер воспоминание, о том, как мы сажали цветник в Парке Северного речного вокзала. Розы украли на второй день после посадки, так что можно сказать, что их унёс ветер и название имеет двойной смысл. Но нет худа без добра: появились спиреи, которые ничуть не хуже роз. «Потайная комната» – неугасимая страсть к зеркалам и пурпурному цвету. Название «Мистер Оранжевый» – дань уважению Тарантино и «Бешеным псам», и рыжему полицейскому, отлично сыгранном Тимом Ротом.

 

Конечно, основой книги были мои лекции. Писала кусками, временами перебегая с одного на другое. Вообще, мне проще заниматься сразу несколькими делами. Честно скажу, что внимательная и монотонная работа очень тяжела, поэтому алфавитный указатель считаю чуть ли не главным достижением.

 

Вообще, мне понравилось писать о садах. Описывать процесс не менее интересно, чем участвовать в нём. Являясь безусловным фанатом кино, появилась идея написать небольшие заметки «книга о книге» по аналогии с «фильм о фильме». Поэтому хочу представить некоторых участников этой истории. Думаю, вам будет интересно узнать, как это выглядело со стороны. Мне было очень интересно…

 

 

 

 

Промозглый весенний Амстердам, над узенькими улочками которого быстро бегут, подгоняемые порывистым ветром, совсем не по-весеннему низкие, свинцовые тучи. Крошечная гостиница (всего номеров 5-7, не больше), спрятавшаяся в недрах узких улочек, где жизнь замирает ровно в шесть вечера пятницы, и рабочий люд с удовольствием откочевывает на уикенд к себе, на какую-нибудь малую родину – футбольный Эндховен, артистичный Арнем, пахнущий навозом и сеном Эдде…

 

 

 

 

Номер под стать гостиничке – помещение размером не более, чем салон вашего внедорожника и без особых удобств, зато на редкость чист и во всю стену – французский балкон, прямо во внутренний двор. Отсюда чрезвычайно удобно любоваться останками брошенных, ржавых велосипедов и мокрыми, блестящими от дождя крышами, крытыми рубероидом, по которым неторопливо расхаживают непуганые и холеные местные коты в разноцветных ошейниках.

 

 

Вино, сыр и – разумеется, как же без нее – знаменитая голландская селедка. Натюрморт-триумвират на вчерашней газете… Нас тоже трое. И у нас свой триумвират: я – редактор, Татьяна – мой автор, и она – наша мучительница, госпожа рукопись. Заключив пакт о ненападении, мы заперлись в этом номере на неделю, дав себе слово, что без готовой книги – не выйдем отсюда наружу. Ведь все прежние попытки в Москве взять себя в руки (а главное не себя, а рукопись!) и довершить начатое, успеха не принесли… Забегая вперед, скажу, что когда через неделю мы вернулись в этот мир, надолго разлюбив опостылевшую троицу из сыра, вина и селедки, основная работа над книгой была действительно проделана и концепция ее, наконец, предстала нам кристально ясно.

 

Поверьте, найдется очень и очень немного людей в этом мире, с которыми я охотно дамся запереться на целую неделю в четырех стенах. Впрочем, что я говорю! Даже час наедине со многими гражданами превращается в заметную проблему, и все потому, что я искренне полагаю: пятнадцать минут – это оптимальный временной отрезок, за который с 99 из 100 визави я сумею обменяться глубоко исчерпывающей информацией…

 

Нечеловеческая пытка – гастрономическим триумвиратом, щедро приправленным печатным и непечатным словом – заставила меня с большей придирчивостью отнестись к словам великолепного Квентина Криспа, предлагающего свой триумвират авторской кухни: «Есть три причины, по которым становятся писателем. Первая: вам нужны деньги; вторая: вы хотите сказать миру что-то важное; третья: вы не знаете, чем занять себя длинными, зимними вечерами». Казалось, наш случай не подпадает ни под одну категорию!

 

Впрочем, исключения лишь подтверждают правило – и на деле из Татьяны получился отличный автор, из меня – так себе редактор, а из рукописи… из рукописи выросла замечательная книга. Так что и говорить здесь больше не о чем.

 

P.S. И еще пару слов ко всем, кто в ближайшее время намерен погрузиться в Татьянину книгу, чтобы научиться делать цветники также, как это делает она сама. Главного своего секрета она вам не раскрыла, хотя мне удалось его разгадать, и я вам его сейчас поведаю – Татьяна просто-напросто вступает в прямой сговор с genius loci, гением места, позволяющего подбирать цветы «по месту» так, что в этой гармонии вы никогда не услышите ни единой фальшивой ноты. Видимо, у нее с цветами и гением тоже триумвират…

 

 

 

 

 

Марина Мерзликина

 

Процесс работы был долог и тернист, и теперь я воспринимаю эту книгу, как приемное дитя, с любовью и немного ревностно. Свою бы писала не так, но пока своих нет, то старалась, чтобы все было «как у людей», не хуже …

 

Ботаническая правка текста проходила частями, когда полный замысел автора мне был до конца не ясен, и я дотошно, как настоящий «ботан», правила ботанику. И вот парадокс, когда перед печатью книга предстала в готовом варианте (чтобы навести последний лоск), мне стало понятно, что мы были даже слишком въедливы, так как эта книга не просто о растениях и садоводстве. Это – эссе о стиле жизни садовода и с думами о растениях, искренняя и яркая, ближе к художественной литературе. Такое определение, однако, не умаляет ценности ее практических советов, и лишний раз доказывает, что садоводство – удел неординарных и смелых личностей, к которым принадлежит и автор этой книги.

 

Эксперименты в саду можно отнести к самым безобидным, в тоже время способным доставить радость творчества. Так что я воспринимаю это произведение как призыв творить и не бояться ошибиться, и еще эта книга точно несет заряд энергии и бодрости, это проверено опытным путем.

 

 

 

 

Ксения Шумейко

 

Я, вообще-то, человек, далёкий от ландшафтного дизайна и всего, что с ним связано. Случилось, однако, мне однажды провести 8 дней в компании «одержимых садовников» во Франции. Возглавляла группу Татьяна вместе со своей книгой. Во-первых, она – организатор, во-вторых, по одержимости тоже первая… вместе со своей книгой.

 

Да, так мы и ездили – из одного сада в другой, шумною немногочисленной толпою, кто с фотоаппаратом, кто с блокнотом, а Таня – с толстенной стопкой распечаток. Что там, я ещё не знала, однако отметила про себя сам факт. Оказалось, книга – это её продолжение, как часть тела, рука или нога. Их взаимодействие можно было наблюдать постоянно – в машине, в садах, в замках и проч. То книга просила дополнений и внимания, то Таня обращалась к ней, чтобы уточнить какую-нибудь мысль. В общем, я поняла, что процесс их общения не прекращается вообще.

 

А книге повезло. Её создаёт человек одержимый своим делом. Ничто так не убеждает и не заражает, как искренность, упорство и полная самоотдача. Только сильные люди могут так жить. И ещё они могут рассказать просто о сложном, заинтересовать безразличных, даже поделиться энтузиазмом. Проверено на собственном опыте.

 

Франция осталась в сентябре, а моё общение с Таней и её книгой продолжается по сей день. Любой процесс созидания (будь-то книги или дети) прекрасен, а многие авторы отмечали, что на каком-то этапе их персонажи становятся независимыми, они сами определяют свою судьбу, то есть становятся соавторами. По-белому завидую читателю, который первый раз увидит оживших персонажей этой книги, а себе желаю побольше подобных встреч…

 

 

 

 

Татьяна Лебедева

 

Думалось, что это никогда не кончится! Казалось, что она смеется. Надо всеми – Марина Лацис ее убеждала, Марина Мерзликинаи её проверяла, Галя Дегтяренко переверстывала, Наташа Казимирова ночами рисовала, я, как могла, урезонивала: «Они–то при чём, Тань, ну уже все разумные сроки прошли, соберись, соберись, соберись!» Она говорила: «Да!» и пропадала.

 

Мы обсуждали это с Мариной, выносили очередной приговор ее разгильдяйству:

 

– Послушай, тебе не кажется, что она уже ведет себя как признанный гений?
– Несомненно!
– При этом ее гениального творения еще никто не видел!
– Да она точно издевается!
– Да!

 

И, наутро, ее опять начинали тормошить…

 

По правде, мне в этой истории досталась очень приятная роль. У меня не было совсем никаких обязанностей, но все события происходили с моими ближайшими подругами, и поэтому мне было не все равно.

 

Я была «беспокойным зрителем» пьесы, тем, который выскакивает на сцену, когда любимому герою грозит опасность. В моем случае этих любимых было несколько – Татьянина книга (как ее было не полюбить, коль она появлялась на наших глазах), наша дружба, мое, наконец, спокойствие… И на сцену я действительно выскакивала в роли незаметного, но очень важного актера третьего плана и ход пьесы слегка подправляла так, чтобы никто из дорогих не пострадал.

 

Иногда участники этой истории сходили ко мне со сцены и громким шепотом «выливали» текст, который нельзя было произнести там: «Да если б я только знала, сколько это займет времени, я б НИКОГДА не взялась!», «Я больше не могу, она что вообще думает!», «Она опять ничего не сдала, да сколько ж можно!!!». Иногда Татьяна врывалась звонком среди ночи с совершенно неожиданными вопросами: «Быстро скажи, как пишется экзистенциальный?» или «Что такое триумвират?».

 

А вообще, кажется, большую часть из этих двух лет мы говорили скорее о кино и кулинарии…, и вопрос супов и Бергмана был важнее. Хотя все знали, что книга пишется и происходит это прямо сейчас… Правда срок ее выхода опять переносился на полгода.

 

Были наши девичники, когда все бросали семью-работу и на пару дней приезжали ко мне на дачу. Дымным летом 2010-го, с бокалом розового шампанского в руке, мы погружались по шею в бассейн и много, много говорили.

 

Пара мелодрам, хороший ужин, еще шампанское, и к концу вторых суток происходило озарение! Мы формулировали некую глубоко философскую сентенцию, безупречную коллективную истину по главной теме – о нашей непростой женской судьбе.

 

А дальше разбегались, чтобы в нескончаемом замоте только успевать созваниваться:

 

– «Как дела? Пишешь?».
– «Пишу, пишу».

 

Жизнь-то летела, мы все очень много работали, занимались семьей и детьми, болели, уезжали-приезжали, увлекались, но книгу все ждали, потому, никто не сомневался в том, что Татьяне есть что сказать, она сделает это. Вопрос только – когда?

 

В книгу вкладывались все, от души, кто чем мог: мудростью, опытом, знаниями, иронией, советом, иногда даже казалось, что книга больше нужна нам, чем Татьяне. Сроки выхода книги все переносились и переносились.

 

А потом ее прорвало, и мы не знали, как ее остановить. Татьяна расписалась и начала править всю книгу с начала. Этого никто не ожидал, ее требовалось остановить, пришлось прибегать к новой аргументации. «Книга должна выйти к новому году» – говорила Марина. Я немедленно поддерживала: «Подарочное издание, яркая обложка! Давай уже! Давай!». А Татьяна в ответ решала пересмотреть весь фоторяд книги и внести изменения в макет!

 

АААААА! Это никогда не кончится! Все уже шипели в адрес друг друга, я слышала треск нашей дружбы! Назревали реальные проблемы! Театр начинал разваливаться на куски, актеры перестали слышать!

 

Тогда Марина выложила последний козырь – нечто невероятное, запрещённый удар, что должно было, с ее точки зрения, либо завершить книгу, либо испортить отношения навсегда, хотя к тому времени все были уже почти безразличны к финалу, ведь он так много раз откладывался…

 

Прозвучало: «Книга не выйдет! Издательство решило закрыть проект». Последовала небольшая пауза, и Татьяна, не взирая ни на что,… продолжила работу в том же темпе. Еnfant terrible не собирался изменять себе…

 

Так книга и была закончена. Только тогда, когда это смогло произойти, когда все слова сложились, и все мы вымотались окончательно. Сейчас уже хорошо, она есть. И даже серьезно жаль, что время этой книги окончилось. Но, что-то мне подсказывает, что это совсем не конец…

 

 

 

 

Сергей Карепанов

 

Как я познакомился с Татьяной Койсман? Если честно признаться, то мне уже давно было известно о существовании некой загадочной, окруженной ореолом таинственности, организации под названием  «Гертруда». У меня, да и у любого любителя садов, это имя вызывает некий трепет. Когда-то, на заре своей фотографической карьеры, я позвонил в эту организацию и, заикаясь, спросил: « … А не нужны ли вам?…». Суровый женский голос меня остановил на полуслове: «Нет, не нужны!».

 

Прошел год-другой, я вырос как фотограф. И вот однажды раздался телефонный звонок и приятный женский голосок начал вещать. Видимо, «Гертруда» все эти годы следила за моим творчеством и, когда я созрел как фотограф, она решила позвонить. Скажу честно – сам этот факт мне был приятен. Татьяна Койсман, а это была именно она, попросила поснимать ее сады, чтобы использовать фотографии в своей будущей книге. Так состоялась наше первое знакомство.

 

В моем представлении человек создающий цветники – это должна быть стройная женщина, непременно в платье, румяная на лицо и острая на язык, с художественно растрепанными волосами и упрямой прядью волос на лбу. Татьяна в полной мере соответствовала этому образу. Если бы проводился конкурс среди садовниц, в котором бы оценивались шарм и доброта души, то Татьяна Койсман стала бы «Мисс Садовница». Она не боялась показать свою беспомощность в каких-либо ситуациях, что очень подкупало. Признавалась в своих ошибках и задавала порой наивные, почти детские, вопросы, если не понимала что-то. Мне было интересно с ней работать, потому что она ценила красивую фотографию, хотя часто наши оценки не совпадали.

 

Я свидетельствую о причинах задержки выхода книги: она пыталась найти наилучшую фотографию на каждую страницу книги. Татьяну не устраивали неточности в отражении на снимках тех идей, которые она закладывала в свои цветники. Она старалась в отбираемых фотографиях даже передать свое настроение, свои ощущения которые испытывала в то время, когда создавался тот или иной цветник. Я считаю это верхом профессионального подхода к делу. И еще. Хоть и из ложной скромности, она постоянно мне повторяла, что не ботаник и «плавает» в названиях растений, но без всяких справочников она моментально определила название трав и цветов, которые я наснимал в Англии, и не знал в какую папку их определить. Как любой творческий человек, она была рассеянной, неоднократно теряла переданные ей фотографии, забывала их названия.

 

Что я могу сказать про цветники Татьяны Койсман?  Мои оценки вполне могут претендовать на объективность, так как я не ландшафтный дизайнер, а просто садовый фотограф, причем мое амплуа – «репортаж из сада» – нацелено как раз на беспристрастную передачу увиденного на пленку, пардон, на файл JPEG. За последние четыре года я поснимал в более чем 220 европейских садах. Пришлось поработать и в наших садах – от дачи настоящего олигарха до сада мадам Х. Главное отличие почти всех наших садов от западных заключается в том, что они «спроектированы» и «разбиты», а не «выросли» и не «вызрели», как спелая вишня вызревает на ветке. В садоводстве один план или проект плохо работают. При создании красивого цветника требуется наитие, ощущение места, формы и цвета, предчувствие завтрашнего дня, а через это – улавливание динамики развития цветника. Всем этими магическими приемами, безусловно, владеет Татьяна.

 

Сложно судить, какую помощь в написании этой книги я оказал своим фотографированием, но старался всеми силами, точнее всеми своими аппаратами и объективами. Работать с Татьяной было легко, так как я смог полностью реализовать свой творческий потенциал, смог применить все свое мастерство, накопленное за эти годы. Мне нравилось фотографировать ее сады, не спеша, постигая их душу. Я старался понять суть ее цветников, да и ее саму, ибо только познав садовницу, можно всецело понять ее сады. Она не диктовала что снимать, в какой последовательности, в какое время и, самое главное – с какого ракурса и как входить в кадр. Или она подбадривала меня этим отношением, и таким образом вела себя очень тактично со столь строптивым фотографом, или ей и в самом деле нравилось все, что я делал. И если вы увидите в следующих книгах Татьяны Койсман слова «фотограф Сергей Карепанов», значит она, и в самом деле, осталась довольной. В любом случае я получил истинное удовольствие от работы и общения с ней.

 

…В завершении хочу еще кое-что добавить. Как вы думаете, какую фотографию из более, чем 250-ти моих работ в этой книге я считаю своей самой удачной, точнее всего отражающей дух цветников Татьяны Койсман? Наверняка не угадали! Маленькую фотографию самой Татьяны на обложке, которая как нельзя лучше передает естественность, чувственность и обаяние ее цветников.

 

 

 

Екатерина Кушнарёва

 

О книге и не только.

От счастливой обладательницы "Цветных ракушек" и не только.

 

Любите ли Вы Брамса? Смотрели ли Вы когда-нибудь на полотна импрессионистов, затаив дыхание? Можете ли вы передать ощущения от тончайшей игры нюансов закатов и рассветов и цветущих лугов Моне, платьев балерин Дега и лиц и платьев Ренуаровских красавиц? Задумывались ли Вы когда-нибудь о том, что живописные и музыкальные полотна могут оживать в саду, взлетая облаками катранов, дербенников и василистников, зажигаясь огнями маков и морем звезд амсонии и астранции? И меняться, меняться, меняться каждое утро жизни сада...

 

Я очень долго мечтала о том, что когда-нибудь мой сад сможет стать таким. Я много экспериментировала сама и долго листала все возможные садовые журналы, пытаясь почувствовать, что вот оно – мое, но попадались мне в основном либо весьма однообразные картины искусственно-парадных цветников Подмосковья либо сказочные сады чудесных и далеких пригородов Нормандии, Парижа и Лондона. В последних все было прекрасно, да вот только было очевидно, что повторить эксперимент на подмосковных широтах не удастся. Но я не отчаивалась и ждала встречи, и она произошла. Сначала на страницах журнала, когда удивительный рассказ привел меня в Jardin de Plume. А потом со страниц журнала просто вырвались горячие русские цветники! И опять удивительный подробный рассказ, не менее увлекательный, чем сами фотографии волшебных садовых картин.

 

После этого наша встреча была просто неизбежна. Я очень рада, что эта встреча состоялась, и что ее результатом стало появление у меня в саду "Цветных ракушек", облаков, звезд, разнотравья и настроения, нет, даже запахов моего любимого Прованса... Я до сих пор помню, как тщательно Татьяна продумывала цветовые нюансы, как долго мы обсуждали распределение ролей между потенциальными претендентами на проживание в цветнике, и как на бумаге начинали возникать переливы мадженты дербенников и сиреневых облаков шалфея. Я знаю, что мы будем дружить. Долго-долго, и нас ждет много совместных радостей, например, неожиданный контраст сетчатых ирисов и стальных стеблей прошлогодней перовскии, или утопающие в шалфее палево-желтые куртины пупавки. Я очень жду весеннего пробуждения моего сада, равно как и его осеннего преобразования, и мне хочется поймать каждое мгновение его жизни.

 

Татьяна – настоящий художник, удивительно тонко чувствующий цвета и настроения. Ее цветники удивительно гармоничны с окружающей природой, и бабочки, шмели и птицы в моем саду, похоже, полагают, что именно для них появились эти сказочные волны и облака из многолетников. Я каждый раз с огромным удовольствием смотрю, как мои друзья медленно ходят вдоль цветников, как будто читая их. Также ходим каждый раз и мы вместе с Татьяной, когда она приезжает ко мне в гости и каждый раз открываются все новые и новые грани.

 

Я очень рада, что Татьяна написала книгу. Меня поражает та душевная и профессиональная щедрость, с которой она делится секретами своего садового мастерства. Такой книги, с потрясающими фотографиями и детальными планами цветников, у нас еще не было. Сегодня эта книга оказалась у меня в руках, и я жду встречи с ней как с очень близким другом. Я знаю, что теперь даже белой зимой, я смогу погружаться в море цветов и ароматов! Огромное спасибо!!!